— Сейчас ты умрешь, жалкий червяк!
Олег не ответил: он торопливо прожевывал очередной кусок. Откинулся, пропуская над собой тяжело шелестящий клинок, отпрыгнул, уходя от нового удара, пригнулся, откусил еще мяса, резко вскинул оружие, парируя выпад, и крутанулся вдоль правой руки богатыря, приближаясь к нему. Окорок с размаху врезался в лицо кочевника, а ведун поднырнул вниз-влево, скользящим режущим ударом распарывая верзиле бедро. Кочевник, вскрикнув, упал на колено. Ведун отступил подальше от его меча, поднес окорок ко рту и… щелкнул в воздухе зубами: от сильного удара все мясо слетело с кости.
— Вот ведь невезуха… — Он отбросил кость, подошел к другой туше, отсек себе новый окорок, с удовольствием оторвал зубами огромный кусок, которого обычно хватило бы на полноценный ужин.
В святилище тем временем наступила пауза. Первая волна добровольцев корчилась на камнях, новая еще не успела собраться. Олег сумел довольно плотно набить животик, прежде чем услышал знакомый голос:
— Не мешайте! Я сам убью этого кулоя!
— Мигрень-Шагар? — улыбнулся бывшему тюремщику Середин. — Разве ты умеешь еще что-то, кроме как подносить рабам молоко и мыть им ноги?
— Подлая тварь! Жалкий вор!
Выдернув меч, охотник кинулся в атаку, пытаясь с ходу попасть клинком в основание шеи. Ведун перехватил его в перекрестье меча и изрядно погрызенного окорока, повернулся, пропуская мимо себя, и добавил хорошего пинка, направляя прямо в костер. Пламя встретило гостя взрывом искр, треском и шипением. Охотник с воем выскочил назад, зашипел от боли и злости:
— Ты умрешь, гнусный кулой. И сам же станешь молить о смерти!
— Пока мне больше нравится жизнь, — подмигнул ему Олег и откусил еще немного мясца. — Бросал бы ты пить, Мигрень-Шагар, а то ведь ноги совсем не держат. Глядишь, и станешь просто Шагаром, без мигрени.
— На куски порежу!
Охотник сделал глубокий выпад. Середин отпрянул, но тут противник обратным движением попытался рассечь ему колено — ведун едва успел подставить клинок. Шаг вперед, удар в пах — Олег, оказавшийся в неудобной позе, опять еле-еле сумел отбиться, теперь окорочком, а меч кочевника уже летел в голову. Пришлось падать. Ведун откинулся назад, выпрямился — и очень вовремя, чтобы отбить сразу три стремительных удара, обрушившихся, казалось, одновременно и со всех сторон.
Теперь Середин уже остро жалел, что не убил охотника сразу, пока тот еще не протрезвел после посещения костра. Миргень-Шагар оказался чертовски ловким и умелым бойцом. Олег с ужасом заподозрил, что, может быть — даже более умелым, чем он сам. Скорее всего, ведун оставался жив до сих пор только потому, что кочевник хотел его не просто убить, а сперва покалечить, чтобы потом вдосталь насладиться мучениями беззащитной жертвы.
— Проклятье! — Олег еле успел откачнуться, и кончик вражеского клинка распорол налатник на груди. Целься враг в шею — ничто бы не спасло. Но тот явно метился всего лишь в ключицу. Оставить без руки и взять тепленьким. — Проклятье…
Умирать в чужих землях и в чужом времени совсем не хотелось.
— Рано стонешь, кулой, — довольно осклабился охотник. — Плакать будешь потом.
— Злой ты, Мигрень, — фыркнул Олег и, уходя от очередного удара, прикрылся окороком. Клинок кочевника срубил его наискось и едва не пропорол ведуну ногу. Середин развернулся, рубанул охотника поперек шеи. Тот, естественно, успел закрыться — но ведун, вместо того, чтобы отступить, сделал шаг вперед, оказавшись с тюремщиком лицом к лицу, глядя в синие глаза поверх скрещенных клинков. — Такие долго не живут. — И он резко вогнал в шею охотника им же заточенную костяшку.
Миргень-Шагар мгновенно забыл о поединке, выпучив глаза и схватившись за горло, а ведун, оставив в ране уже ненужную костяшку, расстегнул на кочевнике пояс, перекинул его себе через плечо и без особой спешки отправился вниз по тропе.
— Держи его!!!
Поняв, что в этот раз паузы не будет, Олег сорвался на бег, стремглав пронесся до поселка, свернул влево. «Помнится, старейшина говорил, что ниже по реке будет другое кочевье. Значит, где-то поблизости река, а к реке ведет нахоженная дорога. Вода-то нужна постоянно: готовить, мыться, полоскать, скотину поить. Да и рыбку половить — тоже. По льду можно бежать и ночью: на пни не наткнешься, в яму не провалишься. Следов не останется — наверняка, река вдоль и поперек возле поселка исхожена. Только бы от туземцев хоть ненадолго оторваться. Луна на небе, как прожектор. За версту все видать…»
Олег промчался мимо своей присыпанной землей тюрьмы, перескочил брошенные кем-то сани, выбрался на утоптанную дорогу, повернул влево, прочь от корежащих ночное небо горных отрогов, пробежал мимо сваленных высокой грудой жердей, миновал темный низкий шиповник с морщинистыми мелкими ягодами… Как вдруг:
— Иди сюда!
Он увидел в кустарнике просвет. За ним — обнаженную длинноволосую девушку. Рефлексы сработали быстрее разума, и он рыбкой нырнул прямо в живот берегини. Ветки за спиной сомкнулись, зашевелились, сплетаясь в непроходимую стену. Ведун перекатился на спину, перевел дух и приподнял голову, вслушиваясь в ночь.
— Держи его! Руби! Руби, хватай! Вон, вон он к Вороньему камню побежал! Сто-ой!!!
Топот погони миновал шиповник, скатываясь вниз по пологому склону. К реке.
Олег откинул голову и закрыл глаза. Оценил расклад сил. Если берегиня взяла его под защиту, то ни одна собака его не найдет и не догонит. Силы справиться с человеком у этой нежити, конечно, не хватит, но духи леса, лешие, травники, болотники, водяные, растения и зверье ее обычно слушаются. Спрячет — никакая сила не доберется. Так что про погоню можно забыть, ребятам не повезло. А что до него самого…